История этапов и направлений расширения северной части «домена» Рюриковичей вокруг Новгорода в X в. нам не известна. У нас нет сообщений о первых походах из Новгорода по присоединению северных финских и балтских племен, которые позже платили дань Руси. Процесс расширения северного ядра державы Рюриковичей и наращивания платившей ему дань периферии славянских, финских и балтийских «племен» виден лишь ретроспективно по его результатам в XI–XII вв. Контур северного эксклава Рюриковичей вырисовывается только в середине X в. в описании деятельности княгини Ольги. Именно с этим моментом В. Л. Янин связывает окончательное формирование усадебной застройки и принципов районирования Новгорода. Хотя, судя по археологическим датировкам (см. ниже), основы города мог заложить чуть раньше и князь Олег, ушедший из Киева в Ладогу.
В связи с проблемой изучения северной базовой территории державы Рюриковичей особую значимость приобретают летописные известия о «первом посаднике» Новгорода – Гостомысле. В древнейшей редакции перечня имен посадников Новгорода, протограф которого может быть датирован XII в., он назван первым – «пръвыи Гостомыслъ». В новгородском летописании XV в. (Новгородско-Софийская группа летописей, далее – НСГ) известие о нем вставлено в рассказ о расселении славян: «Словене же пришедше съ Доуная, сѣдоша около озера Ильмеря и прозвашася своимъ именемъ и сдѣлаша градъ и нарекоша и Новъгород и посадиша и старѣишиноу Гостомысла».
Если суммировать мнения и аргументы историков, то большинство исследователей, скорее, склоняется в пользу того, чтобы не считать имя Гостомысла «книжным фантомом» позднего новгородского летописания, а признать, что сведения о нем заслуживают внимания. Эти известия, вероятно, базируются на некой устной традиции, бытовавшей в Новгороде, проверить достоверность которой практически не представляется возможным. Но само имя Гостомыслъ вполне аутентично: известен князь славянской общности ободритов Gestimulus, погибший в 844 г. Это имя вписывается в перечень древнейших славянских двуосновных имен (Древнейшие сложные двуосновные имена, как Святослав, Мирослав, Доможир, Милонег… (из них) можно составить… языческие святцы… Это – ряд древнейших основ, иногда совершенно необъяснимого значения».
Однако необходимо выбирать между двумя взаимно противоречащими версиями его статуса: либо он – «первый посадник» в Новгороде, либо «старейшина словѣн» времен их расселения в районе Ильменя. Версия о посаднике имеет преимущество – большую древность гипотетического протографа списка посадников и его возможную первичность по отношению к летописному известию. Кроме того, «посадник» – вполне аутентичное понятие реальной древнерусской истории, а «старейшина» – книжное слово из переводов с греческого. Сейчас понятно к тому же, что исторический Новгород не был основан словенами в ходе их расселения в районе Ильменя. На этих логических основаниях, вслед за Х. Ловмяньским, следует согласиться, что Гостомысл был, скорее, посадником. Его образ был важен для традиции и самой идеи новгородского посадничества, на первом (!) месте в списке посадников это имя не могло возникнуть случайно или как результат некой фантазии. Но объяснение Х. Ловмяньского этой идеологической важности имени Гостомысла совпадением времени его правления и момента крещения Новгорода кажется произвольным.
Исходя из имеющихся данных, гораздо логичней считать, что Гостомысл действительно был первым «посадником», в смысле «правителем» или «управителем» Новгорода, и выходцем из этносоциальной общности словен. Именно в этом качестве он и должен был фигурировать в новгородской традиции, которая знала, что он «первый посадник», а «посадили» его в Новгороде словене (или он представлял в политэтничном Новгороде общность словен?). Учитывая археологическую дату основания Новгорода, первый посадник словенин Гостомысл должен был жить в первой трети – середине X в.
Согласно реконструкции П. С. Стефановича, стартовые позиции в Киеве Игоря Рюриковича обозначены в раннем летописании так: *«и сѣде Игорь княжа в Кыеве и бѣша оу него моужи варязи (и) словенѣ… и дани устави словеномъ и варягомъ даяти, а отъ Новгорода 300 гривенъ на лѣто мира дѣля» (Такая же пара «варяги и словене», видимо, была в источнике, на основе которого компилировалось сообщение под 6415 г. о походе Олега на Византию: «Олегъ … поя же множество варяг и словенъ и чудь и словене и кривичи и мерю…». Повтор словен может сигнализировать о том, что изначально в прототексте известия Олег взял с собой только «варягов и словен», потом была добавлена чудь, а потом список еще механически расширен. Пара «варяги и словене» начинает перечни войск в походах Владимира Святославича на войне с Рогволодом, Ярослава Владимировича – с Болеславом I Храбрым и Святополком, Ярослава – с печенегами, что может говорить о некой формульности их соположения в летописном тексте. Рассказы о действиях этой устойчивой пары общностей «варяги и словене»). Очевидно, что словене и варяги – опора Рюриковичей, захвативших полянский Киев. Только словене и поляне – две общности славян, которые являются протагонистами (а не объектами) отдельных сюжетных историй в летописном нарративе. Поляне оцениваются в ПВЛ и с небольшими нюансами в НПЛМИ как этический «эталон», словене оцениваются в целом положительно и нейтрально. Поляне выступают как будущая русь («поляне, яже нынѣ зовомая Русь») и как будущие киевляне («и до сего дне от них же суть кыянѣ»).
«Племя» словен охарактеризовано в раннем летописании как «люди новгородские», то есть жители Новгорода, так же как поляне названы предками «киян»-киевлян. Кроме словен, как «предки» (предшественники, «от рода») новгородцев обозначены варяги. Получается, что «люди новгородские» в раннем летописании осмысляются как результат «синтеза» словен и варягов. Показательно, что словене выступают как самостоятельный действующий военный коллектив наряду с русью в истории о шелковых парусах во время похода Олега на Византию. Словене и потом новгородцы – главные союзники руси в X в., по своим функциям это своего рода «местные варяги», сотрудничающие с русью (ср. ниже известие об участии в битве при Листвене северян против варягов). Словенин наряду с русином был защищен вирой в сорок гривен в первой статье Русской правды, в начале которой фигурируют еще варяги и колбяги. Здесь этноним словѣнинъ обозначает именно представителя общности словен. Словене-новгородцы последний раз фигурируют как отдельный воинский контингент в летописи в 1036 г. при описании битвы Ярослава Владимировича с печенегами.
А. С. Щавелев. “«Племена» восточных славян: этапы завоевания и степень зависимости от державы Рюриковичей в X в.”
Ваш комментарий будет первым